Проклятье

[Brenton]

Качели стремились, кажется, к самому небу. Ветер растрепал светлые волосы мальчика, бант на его шее давно развязался и теперь реял длинным шлейфом то впереди ребенка, то позади.
Две женщины расположились на скамье в тени деревьев. Наблюдая, как играют дети, они какое-то время молчали. Затем та, что была моложе, сказала:
- Козима, я хотела спросить…
Она замолчала, подбирая слова и всматриваясь в лицо сына.
- Тебе… тебе не кажется, что Эми похож на Джейдена? – она обернулась к подруге.
- Да, - не колеблясь кивнула та. – Ты разве только заметила?
Итальянка мягко улыбнулась, в отличие от встревоженной матери, с нежностью любуясь чертами мальчика.
- Недавно, - отозвалась Изабелла.
Она принялась расправлять складки платья на коленях, а затем расстроено констатировала:
– Он совсем не похож ни на меня, ни на Виллема.
Темные глаза Козимы пытливо остановились на лице молодой женщины, которая могла стать ей родственницей, но волей судьбы не стала.
- Тебя это так печалит? – спросила она, не выражая своим вопросом ни недоумения, ни сочувствия.
Молодая мать вздохнула.
- Меня – нет, но… Но мне кажется, что Виллем тоже видит это, и что он недоволен. Они ведь…
Изабелла виновато посмотрела на подругу, словно была причастна к тому, что у супруга не сложились отношения с братом. Возможно, если бы не приговор войны, со временем что-то можно было бы поправить между родными людьми. Но Джейден Брентон отправился за Завесу, и теперь, спустя много лет обнаруживающий с ним сходство племянник мог помимо воли начать расплачиваться за поступки, совершенные не им.
Понизив голос почти до шепота, Изабелла спросила, будто вторгалась в чужую тайну:
- Почему они… почему они не ладили, ты не знаешь?
Козима удивленно приподняла брови.
- Виллем не рассказывал? – она хмыкнула. – Это на него похоже! Он давил на Джейдена. А разница в один год – не то, что позволяет одному брату распоряжаться другим. Джейден любил свободу. По большому счету, они оба и росли-то в атмосфере этой самой свободы. Только Виллем предпочитал считать это слабостью и попустительством. Их отец был увлечен своими делами, мать замкнулась в образе страдалицы, и пока дети учились в школе, только их бабка еще как-то удерживала все на своих местах. Она, знаешь ли, была такой женщиной… У вас таких не любят. Это ведь ее портрет висит в библиотеке?
Изабелла кивнула. Строгая и властная волшебница с портрета внушала ей робость, хоть и относилась к супруге своего старшего внука с долей благосклонности.
- Да. Они не разговаривают с Виллемом.
На этот раз кивнула итальянка.
- Еще бы! Нисса была не только сильной женщиной. Но еще и весьма амбициозной, пусть все ее амбиции и заключались в карьере мужа. Знаешь, что я думаю? Я думаю, они были счастливой парой. Не так часто это встретишь среди тех, чью судьбу решают родители. А Нисса и Эмбер отлично дополняли друг друга. У них, как говорил Джейден, головы были устроены похожим образом. Да, они были счастливы вместе. А дети… дети это было не то, для чего они были созданы. Поэтому отец Джейдена долгое время был предоставлен сам себе.
- Он сошел с ума? – спросила Изабелла, вспомнив услышанное еще до замужества.
Козима пожала плечами:
- Не думаю. По крайней мере, не в том смысле, чтобы его можно было считать совершенным безумцем. Он был… одержимым. Виллем подобрал для него верное слово. Для него не существовало ничего вне его увлечений. А если что-то мешало…
Немного помолчав, Козима вернулась к прерванному рассказу:
- Первое время Виллем сосредоточился на том, чтобы поправить дела, и на том, чтобы отвоевать власть у бабки. Она не очень-то жаждала признавать права какого-то зеленого юнца, но потом все же сдалась. Джейден говорил, что после этого она стала совсем нелюдимой, заперлась в своей комнате. Но Виллема не слишком интересовала чужая свобода, когда речь шла о его контроле. А потом пришел черед Джейдена. Он тогда как раз только заинтересовался военными событиями. Но это не укладывалось в планы Виллема. Он стал диктовать брату, что делать, как вести себя, с кем водить знакомства. В конце концов, Джейдену это надоело, и он ушел. Нет, он не сбежал из дома тайком, как какой-то злодей. Он открыто заявил брату в лицо, что будет сам определять свое будущее, и только потом ушел.
- Я боюсь, что Виллем не будет любить Эми. Из-за того, что он напоминает Джейдена.
Козима коснулась плеча подруги, поинтересовалась с нотками беспокойства в голосе:
- Это просто твои страхи? Или уже что-то случилось, что привело тебя к такой мысли?
Изабелла опустила глаза.
- Он так хочет еще одного мальчика. Но у меня не выходит. А он никак не может смириться, что я больше не могу выносить ни одного ребенка.
Она сокрушенно покачала головой.
- Виллем стал плохо к тебе относиться из-за этого?
- Нет. Нет, он ничего не говорит. Но я боюсь, что это впоследствии отразится на Эми.
Козима успокаивающе погладила ее по руке, взяла ее ладони в свои.
- Дорогая! Не печалься так! У вас двое славных малышей, у Виллема есть наследник. Не станет он портить жизнь мальчику только из-за того, что тот напоминает ему строптивого брата. К тому же… Мне кажется, здесь другая причина. Ты слышала что-нибудь о проклятье?
- Проклятье? – непонимающе повторила Изабелла, встрепенувшись. – О чем ты?
- Нет, не то, что бы это было самое настоящее проклятье. Скорее это семейное предание, которому уделяется внимания больше, чем оно того стоит. Считается, что кого-то из первых Брентонов когда-то прокляли, и с тех самых пор в каждом поколении обязательно должно быть два мальчика. Потому что один или умрет, или не оставит наследника. А если кто проигнорирует предписанние, то рискует положить конец роду.
- Но ведь не в каждом поколении Брентонов так было! – воскликнула Изабелла. – Даже отец Виллема и Джейдена был единственным ребенком в семье! И ничего не случилось! Ничего такого, о чем ты говоришь.
Козима неспешно кивнула.
- Это так. Но кто хочет, всегда найдет объяснение. Кто-то, например, предпочитает брать в расчет мертворожденных детей, о которых не оставляют записей.
Изабелла поежилась.
- Ты думаешь, это правда? И Джейден… поэтому отправился за Завесу?
Козима не успела ответить – ее прервало восклицание дочери Брентонов:
- Сейчас моя очередь! – обиженно потребовала девочка, чьи банты и ленты были в идеальном порядке.
- А вот и нет! – с явным удовольствием в голосе принялся дразнить ее брат.
- Моя! Ты обещал!
- Ничего я тебе не обещал.
Дети повернули головы и практически в один голос позвали:
- Мама!
Стараясь хранить серьезность, Изабелла обратилась к сыну:
- Эми, ты снова не уступаешь сестре?
Но мальчику давно были известны все интонации матери.
- Ну, еще немного, мам! - попросил он, совершенно не намереваясь уступать любимые качели кому-либо, а уж тем более девчонке.
Изабелла примирительно улыбнулась.
- Не сердись на брата, Мел, иди к нам. Эми, аккуратней, ты так взлетишь без метлы.
- Я лечу, мам!
- Приземляйся, мальчик мой. Скоро вернется ваш отец, ты же не хочешь предстать перед ним в таком виде? Ступай, переоденься к ужину. Мел, идем, доченька.

Прошел еще год, и Изабелла успокоилась, осознав, что ее опасения были напрасными. Эмеральду не грозила судьба нелюбимого сына, а Виллем больше не настаивал на том, чтобы завести третьего ребенка. Он смирился с неудачами, предпочитая больше не мучить ни жену, ни себя.
На какое-то время жизнь Изабеллы приобрела размеренный ход, наполняясь только мелкими повседневными тревогами и хлопотами. Печалившие ее события прошлого настолько потускнели, что совершенно перестали напоминать о себе.
А затем началось то, что вскоре стали вполголоса именовать войной. В газетах появились пугающие статьи, а в их гостиной не менее пугающие разговоры. Темный Лорд. Тот-кого-нельзя-называть. Волшебник, чье имя было принято произносить не напрямую, по-особенному выделяя интонацией местоимения.
Сначала это имя словно объединило волшебников – Трэверсы, Брентоны, их друзья стали похожи на каких-то заговорщиков, замысливших общее очень важное дело. Разговоры о будущем стали особенно значительными, и вскоре даже мало интересующаяся политикой Изабелла поняла, что на кону судьба всех чистокровных магов.
И трудно было сказать, когда же именно все стало меняться. Нет, по-прежнему все толковали о войне, о Нем, о будущем, но теперь это стали слова, вырывающие пропасть между людьми. Все чаще между Виллемом Брентоном и Джимом Трэверсом возникало непонимание, которое стало перерастать в споры. Они говорили все громче и резче, больше напоминая не старых друзей, а противников.
Изабелле оставалось лишь молча переживать, ведь никто – ни отец, ни муж не считали необходимым посвящать ее в причины своих разногласий. И только мать однажды коротко пояснила:
- Все приличные чистокровные маги не могут быть в стороне сейчас.
Изабелла непонимающе развела руками. Как так получилось, что ее муж оказался «в стороне»? Разве не были они едины в своих взглядах все это время?
- Мама, что происходит? – прямо спросила она. – Ведь что-то же происходит? А я ничего не знаю. Почему вы с отцом стали реже бывать у нас?
Миссис Трэверс скрестила на груди руки, приобретая непоколебимый вид.
- Потому что твой муж оказался трусом, - отрезала она довольно категорично.
Изабелла опустилась в кресло, уступая накатившей слабости. Но разве не родители выбирали себе друга, тогда как она себе супруга не выбирала?
- Почему? – после паузы она все же решила дойти в расспросах до конца, какие бы обидные и несправедливые слова ей не довелось услышать.
- Потому что сейчас долг каждого волшебника, который может сражаться, встать рядом с Ним!
- Это значит, что отец пойдет на войну, да? – все еще слабо понимая, что происходит, уточнила Изабелла.
- Да. Твой отец и твой брат.
- И Вин?
- И Вин.
Так Изабелла узнала, что теперь она сестра и дочь Пожирателей Смерти. И хоть ее семья полагала, что это причина для гордости, сама она считала это причиной высматривать в каждом номере «Пророка» имена жертв войны.
Вскоре даже мать перестала бывать в их доме. Между Брентонами и Трэверсами, казалось, возродилась прежняя вековая неприязнь. И пока одни воевали, а другие держались в стороне, Изабелла одна боялась за всех сразу. За родителей и брата, за мужа, за детей, за себя. Будущее больше не казалось значительным. Оно стало туманным и тревожным, пропитанным резкими голосами незнакомцев, которые взяли привычку внезапно появляться в их доме, чтобы так же внезапно пропасть, запахом газет, несущих в чьи-то семьи самые дурные вести, частыми отлучками мужа, оставлявшими ее саму терзаться неизвестностью.
Так прошел год, затем другой, третий, четвертый… Изабелле уже начало казаться, что та самая война, о которой все говорили, никогда не закончится, а так и будет тянуться, доставаясь в наследство каждому новому поколению.
Среди этих тревожных настроений быстро росли ее дети. В какой-то из дней в окно их гостиной постучала сова с письмом для Эмеральда. Сова из Хогвартса. На время это событие затмило собой остальные. Долгие сборы, постоянные разговоры об учебе, наставления будущему ученику навевали на Изабеллу приятные воспоминания о том, как не так уж давно подобное происходило и в ее жизни.
Через год после Эмеральда такая же суета закрутилась вокруг Мелони.
А потом… Потом Изабелла узнала, что ждет ребенка. И это означало, что ей снова придется промучиться от силы месяц, чтобы прийти к печальному итогу, к которому она приходила уже не раз.
Но все сложилось иначе.